Shallow graves for shallow people
Закончил вчера читать книгу Юзефовича «Самодержец пустыни (Феномен судьбы барона Р.Ф. Унгерн-Штернберга)». Завлекательно довольно написано. Выходит, в то время, когда под аккомпанемент военного марша пелось: «Белая армия, чёрный барон/Снова готовят нам царский трон», опасения эти о подготовке трона были отнюдь не случайными («чёрный барон» – это как раз об Унгерне). Да ещё какого трона! Предполагалось возрождение монархий по всему континенту, от Атлантики до Тихого океана, в целях спасения человечества от «революционной заразы». Свержением законных династий Унгерн объяснял все бедствия Запада, а единственная их причина предполагала такой же способ исцеления — возврат к средневековому порядку мироустройства, к теократии. Отсюда, по Унгерну – и неизбежный триумф буддизма, локомотивом которого должна была должна стать центральноазиатская федерация кочевых народов, в частности, монголов, которых Унгерн ценил за воинственность, верность и вообще считал их «стихийными монархистами». Короче, фигура эта в привычные рамки белого движения (которое, по-моему, было жалкой и заранее обречённой на исторический неуспех попыткой ничтожной кучки буржуев отвоевать потерянные привилегии и никакого метафизического измерения в себе не несло) совершенно не вписывается. Ещё в книге, кстати, приведены письма барона, документы и воспоминания о нём современников, например, отрывок из книги Оссендовского «И звери, и люди, и боги», которую даже Генон в «Царе мира» неоднократно цитирует, так что небезынтересная, наверное, вещица, не знаю только, переводилась она на русский или нет. Впрочем, пока есть время, надо успевать прочитывать хоть что-нибудь, главное – по собственному желанию, а не по указке впадающих в маразм или самоповтор преподов. Сейчас хочу начать «Под знаком революции» Устрялова: его эссе «Россия (У окна вагона)», прочитанное мной прошлым летом, по воздействию на мой мозг превзошло все ожидания: я-то принимался за его чтение в надежде ещё раз понежить сознание уже давно укоренившимися в нём идеями о глубоко национальном характере советской власти, а передо мной предстал пример громадной, почти подвижнической духовной работы, неистребимой искренней веры в Россию и в её грядущую историческую миссию... Надеюсь, что и в этот раз Устрялов произведёт на меня не меньшее впечатление.